Хвалебные оды редко пишутся искренне. И искренне тяжело написать о чужом тебе человеке, сложно, стесняешься какого-либо чувства, кажущегося лишним в академических стенах. О человеке, про которого мало знаешь и вас с ним разделяет разность прожитых лет, шесть лет с момента последней встречи, да и иерархия.

Мне хочется отойти от конспектных сухих выжимок, просто написать: что знаю и как ощущаю, ничего не выясняя. Сколько людей оставили след в вашей жизни? Как много учителей можно вспомнить из вереницы воспитателей, преподавателей, доцентов, лаборантов? Я полагаю, везёт тем, кто найдёт хоть для одного добрые слова.

Мне думается, что настоящий учитель – это тот, на кого хочется быть похожим, просто хочется вобрать от него часть.

Сделать реверанс я хочу перед одним человеком, причастным к СПбГАСУ. Я всё-таки не стану писать фамилию, имя, отчество по изложенным выше причинам. У меня с ним было всего по три часа в неделю на протяжении двух лет обучения на малом архитектурном факультете. Встретился я с этим преподавателем, будучи девятиклассником с мечтой об архитектуре. Если я в жизни и любил что-то, то архитектуру – эту женщину со стеклянными глазами и гранитными скулами.

Можно сказать, что я у него учился совсем недолго и мало что тогда знал. Но я уверен, что для важных вещей в жизни время не играет роли, время ничего не оставляет только от повседневности. И не нужно знать всё о человеке, чтобы сохранить его в сознании.

С писателями и живописцами я в жизни тоже не был тесно связан, но это не значит, что они не стали для меня опорой духа. С человеком, о ком пишу, мне повезло больше: я с ним успел и поговорить, и увидеть то, что оставляет его рука на листе бумаги. Отношение человека к бумаге вообще показательно: на ней можно написать гадость, а можно начертить композицию. Можно её смять, но можно и поместить под окаймлённое рамой стекло. Вероятно, тогда и я был почти таким же чистым листом, какой кладут на кульман.

Чему я научился, вопрос многогранный. Да, до сих пор я помню эти собрания фигур, напоминающие работы Якова Чернихова. Наверное, карандаш я держу с тех пор увереннее и пользуюсь держателем для источившихся грифельных проводников в мир линий. Это не самое важное: важно, что было кроме этих навыков и что я тогда увидел. Я увидел человека, который знает своё дело.

А это очень важно, особенно для мужчины. Какие бы испытания ни выпали, самое главное – понимать, что в своей жизни ты занимался делом. И только это и остаётся любому человеку для вклада в мировое счастье: делать своё дело хорошо. Это очень просто звучит, но какой тяжкий путь лежит к тому, чтобы оправдать эти слова.

Не нужно кричать о добродетелях и о культуре, культуру вообще бесполезно прививать или насаждать, ею можно только поразить. У человека с произведением искусства выстраивается своя связь сродни любви, а чувство никогда не отвечает на вопрос «почему именно».

Если ты художник или архитектор, то всегда нужно носить с собой карандаш в кармане пиджака. Да, именно пиджака, потому что только в нём можно подходить к архитектуре: эта женщина оценивает тех, кто осмелился с ней заигрывать. Острый карандаш, а не платок – платок лежит во внутреннем кармане, личном и скрытом от глаз, общему зрению это не нужно.

Мир меняется, для этого утверждения не нужно много знать и осознавать, понимание скорее в том, что какие бы программы ни существовали, как бы еще ни переписали двоичный код, момента, когда рука творца карандашом соприкасается с бумагой, не заменит ничто. И мы только в облике ушли от Витрувия. И я убеждён, что если человек научится творить одним карандашом, на клочке бумаги, то его искусство непобедимо. Ему более ничего не надо. Всё остальное – это лишь приложение. Не стоит просить скрипача уметь играть на одной струне, но всегда важно, чтобы он умел играть без оркестра.

Своего учителя после курсов я встретил только один раз, на Кирочной улице. Как тому и подобало быть: среди строгих фасадов он был в пальто и кепке. Я спешил по делам и постеснялся подойти поздороваться, да и не думаю, что он меня помнил. Как и сейчас, практически ничего не знаю о судьбе этого человека, да и не хочу интересоваться.

У женщины-архитектуры много ухажёров: она выбирает лучших. В моей жизни эта любовь осталась неразделённой. Я занимался совсем другими вещами. Человеческая жизнь не всегда полна счастья и не всегда ведёт к успеху где-то. И чаще мы судим по людям, которые выбрали себе на жизнь что-то и достигли в этом вершин, все мы хотим быть такими, и это правильно. Но за человеком всегда остаётся вопрос перед самим собой, наедине: что он вынес из прожитого и кому в нём он благодарен. В успехе легко искать помощников, сложнее найти их при проигрышах.

Я верю, что не один я познал тайну единения с бумагой. Не один я учился у этого человека. Есть люди, которые остаются с нами навсегда.

И как я уже сказал, не важно и не жалко иногда, как ты прожил: важно, что и о ком ты вынес в своей памяти. Это не свобода жить так, как ты мыслишь, наоборот, это умение находить себе правильные устои. Для этого и существуют школы и университеты. Потому что главное умение в жизни – проживать её. Сухое знание и прагматизм может завести человека далеко, не нужно это иллюстрировать. Люди всегда учатся у личностей. Как и здание – не только набор камней, труб, проводов да оконных рам. Здания – это ещё и биографии, и в первую очередь архитекторов.

Я встретил нескольких преподавателей, которые остались не только подписями в зачётной книжке. Наверное, чтобы научить чему-то светлому, нужно самому прожить достойную жизнь. Эта жизнь полна соблазнов, полна разочарований, в ней легко оступиться. Но если бы люди садились за чистый лист бумаги и каждый раз видели в нём вечность, абсолютный ноль, то задумывались бы над тем, что на него наносить.