Роза Матвеевна Сергеева

Всё дальше и дальше уносит нас время от событий 1941–1945 гг. Они отступают, покрываются патиной прожитых лет. Но среди нас остаются те, для кого война, оккупация, фашисты – не отвлечённые понятия, а страницы собственной биографии. Их рассказы очень важны для нас, чтобы помнить, над каким злом была одержана та победа.

Роза Матвеевна Сергеева 36 лет проработала в СПбГАСУ на должности главного энергетика. Когда началась Великая Отечественная война, ей было три года. Детство Розы Матвеевны опалено страшными событиями: трёхлетняя девочка вместе с младшей сестрой прошла через концлагерь. Послушаем её воспоминания.

Роза Матвеевна Сергеева

– Я родилась в городе Луга под Ленинградом. Мой отец был офицером, танкистом. Мама, Надежда Ивановна Маслова, вела хозяйство и занималась детьми – мной и моей годовалой сестрёнкой. Мы жили в военном городке.

Сразу после начала войны отец был призван на фронт, а мы остались с мамой. События развивались стремительно: Красная армия отступала с боями, и 27 августа 1941 года немцы уже были в Луге.

Моя мама пыталась уехать в Ленинград, но не могла сделать этого с двумя маленькими детьми. Она вспоминала: «Мы пошли в сторону Ленинграда и подошли к реке Оредеж. Я хорошо плавала и переплыла бы эту реку. Но с вами я сделать этого не могла. Поэтому мы повернули назад и вернулись в Лугу».

– В Луге нас схватили немцы, – вспоминает Роза Матвеевна. – Моя мама, Надежда Ивановна – русская, а папа – еврей. Мама рассказывала, что сначала немцы хотели отправить нас в Германию. Меня, маму и сестру вместе с другими людьми загнали в товарные вагоны. Поезд бомбили, нам удалось бежать, мы два года скитались по лесам. Это было ужасно – страх, голод, бомбежки. Мы оказались на латвийском хуторе, но в конце концов немцы нас поймали и отвезли в лагерь, который был частью печально знаменитого концлагеря «Саласпилс».

Мне было три года, но я хорошо помню нашу жизнь в концлагере. Дети находились отдельно от взрослых. Мы с сестрой вместе с другими ребятами оказались в детском бараке. В нём был земляной пол, местами залитый водой. Из дерева (кругляка) были построены нары, на которые что-то брошено. На них мы и спали. Этот барак охраняли немцы, выйти из него мы не могли. Мама жила в другом бараке, и мы с ней редко виделись. Взрослых заключённых заставляли рыть окопы. Мы были детьми, сидели в бараке и болтали. Всё время хотелось есть. Кормили нас баландой – это вода, в которой плавали овощные очистки. Радость у нас была одна: мы слушали гул самолётов и отличали по звуку советские машины. Когда советский самолет пролетал, мы кричали, смеялись, скакали.

Я запомнила одного немца из тех, что нас охраняли. Он вырез́ал нам из дерева игрушки – лошадок, куколок, цветочки – и мы в них играли. Когда моя сестра заболела, он приносил ей таблетки. Позже, когда нас освободили, выяснилось, что я тоже болела – у меня был очаговый туберкулёз. В холодном бараке не заболеть было невозможно, кроме того, от голода у нас с сестрой началась дистрофия. В концлагере мы прожили два года.

Я хорошо помню тот день, когда нас освободили советские войска. Огромные ворота концлагеря распахнулись, нас выпустили, и мы – взрослые и дети – побежали. Была страшная толчея, ничего нельзя было понять. Все радовались, смеялись. В тот день были открыты немецкие склады. И мы, дети, объедались там конфетами и галетами. А после голода, в котором нас держали, этого делать было нельзя. Потом нам с сестрой стало очень плохо. С тех пор я никогда не ела ни мучного, ни сладкого.

Нас нашла мама, и мы вернулись в Лугу. Ехали опять в товарных вагонах. Я помню, как мы подошли к своему дому и увидели, что он лежит в развалинах. Дома больше не было.

Потом на машине подъехали какие-то люди и стали предлагать вернувшимся жильё. Мы оказались под Приозерском, где мама устроилась на работу в бухгалтерию.

Наш папа прошёл всю войну, закончив её на Дальнем Востоке во время разгрома Японии. Но к нам он не вернулся, потому что у него уже была другая семья. Отец и мама расстались.

Жили мы трудно, мама поднимала нас сама. После войны не хватало самого необходимого, царила разруха. Когда мы с сестрой пошли в школу, то писали на газетах – не было другой бумаги. Но ни я, ни моя сестра не замечали трудностей, ведь мы были детьми. В то время все жили очень бедно, но были в этой жизни и свои радости.

Позже мы переехали в посёлок Можайск (Дудергоф), который затем стал районом Ленинграда, а потом и в сам Ленинград, где жили в коммунальной квартире на Бронницкой улице. Я закончила Электротехнический техникум, вышла замуж, как и моя сестра.

О времени, проведенном в концлагере, мама с нами никогда не говорила. Ничего не вспоминала о войне и оккупации. Прошли годы, но и сейчас эти воспоминания очень тяжелы для меня.